БАТЫЙ.В. ЯН
Часть 7. ЕВПАТИЙ
НЕИСТОВЫЙ
Какая тишина повсюду гробовая!
Какая пустота унылая кругом! Все те, что жили здесь, судьбу благословляя,
Лежали на камнях и спали мертвым сном. В. Гюго. Восточные песни.
Глава 1. КОРЕНЬ РЯЗАНСКИЙ
Отряд всадников все в железных
кольчугах, кованых шлемах, стальных наколенниках ехал Диким полем по дороге
из Чернигова на Рязань. Отряд растянулся длинной молчаливой вереницей, сверкающей
на солнце. Не слышно обычных шуток, веселых возгласов и споров. Чем ближе
к Рязани, тем чаще попадались разоренные погосты, опустошенные гуменники
без единого снопа... Видно, здесь успела похозяйничать татарская орда! Впереди
отряда, на беспокойном половецком коне, ехал молодой витязь. Он часто подымался
на стременах, пытливо всматривался в туманную даль. Росла тревога: что ждет
его там, в родной Рязани? Ужель отряд опоздает, ужели помощь больше не нужна?..
И он вспоминал недавние дни. Неласково встретил князь Михаил черниговский
Евпатия Коловрата, прибывшего послом из Рязани. Смирив гордыню, Евпатий
воздал князю великий почет - поклонился земно: - Челом бью тебе, княже,
помоги! Великий князь и государь Юрий Ингваревич рязанский прислал молить
тебя - не оставь нас без помощи в злой беде!.. И Евпатий рассказал князю
и боярам черниговским о грозных полчищах мунгальских, которые, как тучи
саранчи, надвигаются через Дикое поле на северную Русь. Все рязанцы, и стар
и млад, встали на защиту родной земли. Но одних рязанцев мало, не справиться
им с бесчисленными татарами!.. - Красно говоришь ты, Евпатий! ответил Михаил
черниговский. - Да над просьбой твоей поразмыслить надо... Не можем мы отдать
своих ратников! Бояре зашумели: - Нельзя вести на мунгалов наш большой полк!
- С чем тогда останется Чернигов? - Кто его оберегать будет? Долго спорили
бояре. Долго убеждал и упрашивал их Евпатий. Порешили, наконец, созвать
охочих людей. Бирючи кликнули клич, собрали народ черниговский. Вышел на
вечевой помост Евпатий, рассказал про угрозу Рязани и всей земле русской,
поговорил с народом так, как привык говорить в родном городе на шумном рязанском
вече. Дружно откликнулись черниговцы. Много набралось охотников, да что
толку от такого войска - без оружия, пешие, без теплой одежды... Нахмурился
Евпатий: в Рязани ждут не дождутся помощи, а тут... - Слушай, Евпатий! Я
так решил, - сказал князь Михаил черниговский. - Выбери триста удальцов.
Я им выдам отборных коней, воинские доспехи и запас на дорогу. А больше
не взыщи, - помочь не могу! Поблагодарил Евпатий народ черниговский, отобрал
триста лихих молодцов. Снарядил их князь Михаил, и отряд поспешил в далекую,
изнемогающую от врага Рязань. После трудного пути по степным малоезжим дорогам
отряд приблизился к Рязани. Всадники ускорили бег коней. На высоком берегу
Оки, где недавно красовался нарядный город, они увидели пустынные, засыпанные
снегом развалины. Всадники провели коней по льду через реку. В полыньях
и промоинах виднелись оледенелые тела. Всюду, на отвесных откосах берега,
на городских валах и на дороге, лежали в беспорядке скованные морозом трупы.
Крепкие деревянные стены вокруг города были разрушены. Из широкого пролома
на месте главных ворот выскочили одичалые, взъерошенные собаки. Они бросились
врассыпную и скрылись. Всадники осторожно пробирались через рухнувшие балки
и груды кирпичей и мусора. Они въехали на главную площадь. С трудом узнавал
Евпатий места, где еще недавно шумело народное вече, где пестрели разноцветные
купола Соборной церкви, где стояли великокняжеские хоромы с нарядными теремами
и высоким резным крыльцом, откуда, бывало, князь говорил с народом. Все
выжег, все сровнял бушевавший здесь огонь татарского разгрома! Среди площади
виднелись следы огромного костра. Валялись обгорелые людские кости, черепа,
закоптелые татарские шлемы и щиты. - Немало и татар здесь, видно, полегло!
говорили ратники. Они сошли с усталых коней. Мрачно смотрели на опустошенный
город, безмолвный и печальный, как заброшенное кладбище. С высоты вечевой
площади вся разгромленная, сожженная Рязань была как на ладони. Куда ни
взглянешь - везде смерть, все разрушено... Около сохранившегося каменного
вечевого помоста лежал па боку закоптелый медный колокол, чей могучий голос
сзывал, бывало, рязанцев на многолюдные, шумные сходы. Евпатий медленно
пошел в сторону. Ратники расступались, давая ему дорогу. Он с трудом разыскал
родные места. Вот каменные ступени церкви на углу улицы, а вон там, на пригорке,
стояла его старая просторная изба. Среди рухнувших, обгорелых бревен одиноко
высилась теперь лишь закоптелая большая глиняная печь. Евпатий пробирался
с трудом через валявшиеся бревна, камни, железные прутья. На обломках, опустив
голову на руки, неподвижно сидел человек. Что-то знакомое показалось в его
могучих плечах, в длинных седых кудрях... Камень покатился под ногами Евпатия.
Сидящий обернулся: - Евпатий!.. - Ратибор!.. - Я ждал тебя, друже, - говорил
Ратибор, обнимая молодого воина, - Я знал, что ты придешь. Твое слово крепко...
- Приехал, но поздно! - и Евпатий показал на обугленные развалины. - Где
мои? Не знаешь? - На все воля божья! Мужайся, Евпатий!,. Старуха, мать твоя,
еще дышала, когда я сюда добрался. Жену твою татары хотели в плен утащить.
Она топором отбивалась. Тогда всех зарубили. - А дети? - Их в плен увели,
вместе с другими... Евпатий молчал. - Евпатий! - продолжал Ратибор. - Догоним
ворогов! Посчитаемся с ними!.. Привел ли ты черниговцев? - Привел, да мало:
триста человек. Но все удальцы: каждый десяти стоит. - Найдем еще людей!
Много народу в лесах схоронилось. Я был у - сторонников. Их с каждым днем
все больше. Соединимся с ними и нагоним татар... Идем, друже! Евпатий взглянул
в последний раз на обломки родного дома. - Идем! Друзья пошли к вечевой
площади. По дороге Ратибор рассказал Евпатию о гибели рязанских полков в
Диком поле, о том, как его подобрал молодой князь Роман, как они вместе
пробирались обратно в Рязань, как раненая нога заставила его задержаться
в пути, а князь Роман покинул его, торопясь в Рязань. Едва оправившись,
Ратибор поспешил домой и прискакал как раз к разгрому родного города. Теперь
татары ушли в сторону Владимира. Здесь их не видно. Черниговские ратники
отдыхали на обугленных балках. Они поднялись навстречу Евпатию и Ратибору.
Широкий кряжистый воин, черниговский старшой, выступил вперед: - Что надумал,
Евпатий? Что будем делать? Евпатий снял стальной шлем и обвел всех взглядом:
- А вы чего хотели бы, братья черниговцы? - Ты звал нас помочь рязанцам.
А Рязани больше нет! Татары ее в кладбище обратили! Евпатий молчал. - Так
неужто мы стерпим это? - продолжал старшой. Вот тебе наш сказ: порешили
мы, черниговцы, на татар идти, отомстить за русских людей! Евпатий низко
поклонился: - Спасибо, братья! И я и отец Ратибор так же мыслим. Не станем
медлить, пойдем по татарским следам. Может, пленных кого выручим... - Пойдем!
Пойдем! - загудели ратники. - Порешите сперва, кому воеводой быть. - Евпатий!
Пусть нас ведет Евпатий!.. Старшой снова заговорил: - Кому же, как не тебе,
Евпатий, вести нас на татар? Ты все дороги здесь знаешь, да и человек ты
ратный. А мы ведь пахари! От сохи воевать пошли... Да не бойся! Сумеем и
мы постоять за Русь! Голов не пожалеем. Будем рубить татар, как лесины рубили.
Запомнятся им топоры мужицкие! - Верно! Верно! - Спасибо, братья черниговцы!
- сказал Евпатий. Протяжный, будто жалобный звук пронесся над площадью.
Евпатий обернулся. Несколько человек поднимали тяжелый колокол. Притащили
три бревна, подняли их и связали верхние концы. Одни подтягивали веревками
колокол, другие помогали, подхватив его за края. Наконец колокол повис.
Ратники обсасывали пальцы, на которых от натуги выступила кровь из-под ногтей.
- Не валяться же тут ему, - пояснил старшой. - Вечник, чай, наш, народный
голос!.. Воины подошли к колоколу. - А может, и жив еще кто? - сказал Евпатий.
- Ну-ка, кто молодший? Бей в колокол! Не всех же рязанцев татары перебили.
Молодой дружинник раскачал язык и ударил с размаху. Раздался сильный, протяжный
звук. - Покойников не подымешь! - заметил один из ратников. Дружинник продолжал
бить в колокол, и медный гул пронесся над опустошенным городом, над спаленными
ближними городскими посадами, долетел до разгромленных дальних погостов.
Евпатий стоял на вечевом помосте и зорко смотрел по сторонам. Неужто никто
не откликнется?.. Но что это? Из черного погреба, из-под обгорелых обломков,
показался человек. Он поднялся и, закрывая глаза от солнца, смотрел в ту
сторону, где звучал вечевой колокол. За ним появился другой, третий... Отовсюду,
из темных дыр, из под избищ, незаметных тайников и подклетей вылезали изможденные,
выпачканные в саже и пыли ратники, старики, женщины, дети. Пошатываясь и
ковыляя, они спешили к площади. Мертвый город ожил. Люди прыгали с груды
на груду, спотыкались, падали и снова вставали. Их было немного, но все
же это были рязанцы! Вдали, на снежных полях вокруг города, показались черные
точки. Прятавшиеся долго люди торопились к развалинам старой Рязани, куда
звал их знакомый призывный звон вечника. Ратибор бросился им навстречу:
- Жива еще Русь!.. Жив еще корень рязанский!..
Глава 2. НА ЛЕСНОЙ
ПОЛЯНЕ
Тихо в дремучем вековом
лесу. Отчетливо слышно, как падает с ветки клочковатый снег, как прыгает
белка или вспорхнет одинокая зимняя птица. Иногда треск мороза в стволах
разбудит тишину и откликнется вдали в густом ельнике. Изредка высоко в верхушках
стройных сосен, покачиваемых ветром, послышится слабый шорох. И опять торжественная
тишина наполняет тайной онемевший, словно настороженный старый лес. Сугробы
снега прикрыли кусты вереска, можжевельника и волчьих ягод. Ни пешком не
пройти, ни верхом не проехать. Только на коротких лыжах, подбитых конской
шкурой, можно пробраться через глухую чащу. Еле заметная извилистая тропинка,
протоптанная в глубину леса, вела на небольшую полянку. На ней собрались
- сторонники. Здесь были те, кому посчастливилось спастись от татарского
отточенного меча или тугого аркана: мужики из сожженных селений, немногие
уцелевшие Защитники Рязани, оставшиеся ратники уничтоженных отрядов. Там,
за лесом, где протянулись родные снежные поля, обливается слезами горе,
сверкают мечи, течет кровь русских людей, пылают родные избы... Ратники
отдыхают, лежа на сосновых ветках, греясь у костров. Тихий, - задушевный
голос затянул песню: Еще что же вы, братцы, призадумались? Призадумались,
ребятушки, закручинились? Что повесили свои буйные головушки, Что потупили
очи ясные во сыру землю? Несколько человек дружно подхватили: Еще ли лих
на нас супостат-злодей, Супостат-злодей, татарин лихой... Молодой сторонник
сердито проворчал: - Распелись не к добру!.. - и отвернулся с недовольным
видом. Тяжелая рука крепко ударила его по плечу. Он обернулся. Рядом стоял
долговязый мужик в нагольном тулупе и собачьем треухе, с топором за поясом.
- Чего каркаешь? - спросил он. Парень потирал плечо: - Тьфу, Звяга! И рука
ж у тебя!,. - Чем тебе песня плоха? - Татары услышат... - Где им сюда добраться!
В снегу утопнут. - Все одно, какое нонче пенье... - А почему не петь? -
Избу сожгли... Тятьку зарубили... Любашу увели... плаксиво протянул парень.
- Вот оно что!.. Да разве у тебя одного? Чего ты хлюпишь? Все мы это видели,
все горя хлебнули! А завтра сами косоглазым хвосты отрубим! Все одно, прогоним
их! Парень недоверчиво покачал головой, - Нет! Без песни нельзя! - продолжал
Звяга, опускаясь на подостланные еловые ветки, - Наше дело правое. Почему
татары весело не поют, а волком воют? Их дело неверное. А правильный человек
завсегда поет! То-то... - У меня вон брюхо с голоду поет, - не уступал парень.
- Ишь ты! - громко засмеялся третий сторонник, подходя ближе, - Щи про тебя
еще не сварены. - Ничего! - спокойно возразил Звяга. - Как закипит в котелке
вода, мы болтушки с мучной подпалкой нахлебаемся. Не взыщи только, что соли
нет. - Да и муки-то последняя горсть... - И это нам впрок: заснем покрепче
- во сне пироги увидим! Неожиданно раздался резкий окрик: - Стой! Кто идет?
По лесу пробирался на лыжах широкий, плотный и коротконогий крестьянин.
Оглядывая сторонников, он часто откидывал голову назад, и тогда черная борода
его стояла торчком. На плечах он тащил куль муки. Несколько сторонников
подошли ближе. Остальные продолжали лежать, подставляя бока теплым лучам
костра. Насмешливый голос прокричал: - Эй, удальцы, молодцы, гвозди вострые!
Прибежал сват от тещи, прямо с погоста, отмахал верст со сто! Притащил муки
аржаной куль большой. Подходи, кто не спесивый, не ленивый, подставляй чашку,
ладони аль шапку! Торопись печь блины, не то опара сядет, кумовьев отвадит!...
- Откуда мука? Кто принес? - загудели, приподнимаясь, мужики. - Да вот -
человек тороватый, борода лопатой. Татарва его с печи спугнула, косноязычным
стал и зовется с тех пор Ваула. Звяга подскочил: - Ваула! Сват!.. - и бросился
обнимать приятеля. - Смекнул я, что вы здесь голодуете, мучки вам и притащил,
- объяснил Ваула. - Ай да молодец! Накормил нас до отвала, когда в брюхе
пусто стало!.. - говорили мужики. - Садись, Ваула, к нашему костру! - Нет,
к нашему!.. - Да ты скажи, что с тобой сталось? - спрашивал Звяга. - Видел
я, как ты с рязанской стены в реку скатился. Я думал, ты утонул... - Знать,
день мой смертный еще не пришел, выбрался! Двое суток по лесу скитался,
пока не обсох. - Го-го-го! - засмеялись мужики, - Своим ли паром сушился?
- А то чьим же? Бежал, как мог, искал сторонников, наткнулся на выселок.
Два старика меня обогрели, на лыжи поставили, каравай и куль муки дали.
Иди, говорят, на сиверко. Там встретишь удалых сторонников. Скажи: земно
им кланяемся, спасибо им, что родину берегут! И мы, старики, рогатины точим
и скоро к ним прибежим. - А что слышно там, у нас? - Сами, что ли, не знаете?
Время лихое, татары носятся то здесь, то там, всех рубят, душат петлей,
пощады никому не дают. Издалека послышался протяжный свист, потом оклик
дозорного: - Эй, постой! Кто там едет на коне татарском? Молодой, звонкий
голос отвечал задорно: - Конь из татары, да ездок такой же, как и вы! На
поляну выехал всадник. Конь был горбоносый, с поджарым, как у борзой, животом.
На нем была татарская сбруя в сердоликах с серебряными пряжками и пестрые
переметные сумы. На коне сидел мальчик в большой шапке и заплатанном зипунишке,
обтянувшем узкую грудь. Тонкие ноги в кожаных лаптях были вдеты в короткие
татарские стремена. Сзади, вцепившись в хвост коня, плелся второй мальчуган.
- Го-го-го! - грохотали сторонники. - Вот так вояка! - Да с ним попутчик
идет, коня за хвост дерет! - Давно ли под лавкой медведкой ползал? - Вишь
какого лихого воина нам бабушка прислала! Юный всадник подъехал к сторонникам:
- Примите нас, люди добрые. Мы из татарского плена удрали! - Молодцы, ребята!
- Иди, иди к нам, кирпатый! А это что за молодец за тобой плетется? - Да
Поспелка! Он из сил выбился... Мы вдвоем на коне ускакали, а теперь по очереди
пешком идем. - Садись к нам, ребята! Мальчик сошел с коня, привязал его
к елке и подошел к костру. Его темные глаза казались огромными на бледном,
исхудалом лице. Мальчик взглянул на своего спутника и прыснул от смеха:
- Брось, Поспелка, нюнить! Спаслись - и ладно! - А что они с Булаткой сделают?
- А мы его выручим! - Да как же вы, ребята, из плена-то удрали? - Сейчас
расскажу. Только нет ли у вас, люди добрые, сена хоть клок коня подкормить?
Без него бы мы пропали! - Чего захотел! Откуда мы тебе сена достанем? Да
твои сумы за седлом, поди, сухарями набиты? - А я и не знаю, что в сумах,
они не мои! - Сейчас посмотрим, что тебе татары подарили! Сторонники подошли
к коню, отвязали переметные сумы и распустили ремешки. Разостлав на снегу
армяк, вытряхнули сумы. Оттуда посыпались: бабья панева, вышитая рубаха,
серебряный кубок, несколько нательных крестов и три цветных узелка. В одном
оказались золотые и медные серьги, в другом - горсть монет, черных и серебряных,
в третьем, побольше, - мелко накрошенные сухари. - Вот это тебе впрок! -
воскликнули сторонники. - Хоть мало сухарей, все же коня спасешь! - Братцы,
соколики! Да что ж это! Изверги вместе с серьгами у девок уши отрезали!
Мужики вскочили и стали передавать друг другу серьги; - Ну, мы им это припомним!
Где они, воры, разбойники? Откуда вы прибежали, ребята? Мальчики присели
к костру и стали рассказывать быстро, захлебываясь, перебивая друг друга:
- Мы из Владимира. Татары подожгли город. Мы втроем бежали в лес, хотели
к сторонникам пробраться... Нас поймали татары из отряда Бай-Мурата, - злые,
что звери! Они поволокли нас на арканах. У них много пленных. Есть не дают,
таскают за собой со связанными руками. В Ярустове татары нашли бочонки вина
и браги и все перепились. Они заснули, а мы с Поспелкой перегрызли ремни,
подползли к коню Бай-Мурата и ускакали. Жаль, Булатку выручить не могли!..
Поднялся Баула: - Братцы! Ярустово недалеко, я туда тропу знаю. Идем! Сторонники
зашумели: - Верно! Может, разбойники еще опохмеляются... - Нам со Звягой
там каждый пень знаком, добавил Ваула. - Мы вас проведем! - Идем, идем!
- и сторонники стали быстро собираться, - Поспелка! Пошли Булатку выручать!
- вскочил шустрый мальчуган. - Молодец, кирпатый! Да как звать-то тебя?
- Меня-то? Прокудой зовут. - Что? Прокудой? Да ты девчонка, что ли? - А
то кто же? - засмеялся курносый мальчуган, сдернул меховую шапку и лихо
тряхнул русыми косами. Вскоре отряд сторонников потянулся гуськом в сторону
Ярустова. Впереди шел Ваула, за ним Прокуда и Поспелка. Муку и немногие
пожитки сторонники нагрузили на татарского коня, которого вел за собой Звяга,
Глава 3. АМАН!..
Полная яркая луна светила
с беззвездного неба. Быстро набегали мелкие облака. Словно зацепившись за
луну, они закрывали ее на мгновение и летели дальше. Ваула озабоченно покачал
головой. - Скоро пурга будет! - сказал он шагавшему рядом бородатому стороннику.
- Заметель подымается! - отозвался тот. - Пурга нам на руку, сказал Звяга.
Татары, поди, в избы забились, нас и не заприметят. Облака закрывали луну,
и лес тогда сразу окутывался густой тенью и сумраком. Сторонники медленно
продвигались вперед, гуськом, держась близко друг к другу. Передние шли
на лыжах, пешие упорно шагали за ними, проваливаясь по колено в глубокий
снег. - Тесней, соколики! Шагай дружнее!.. Пурга разыгралась внезапно. Лес
вдали начал гудеть, завыли верхушки вековых сосен и елей. Ветер проносился
с пронзительным свистом, подхватывал вороха рыхлого снега и засыпал им сторонников.
Вскоре отовсюду послышался непрерывный гул, треск ломавшихся сучьев и грохот
падающих деревьев. - Не отставай-ай! - кричал Звяга. Идти становилось все
труднее. Колючий снег обжигал лицо. Ветер валило ног, захватывал дыхание.
- Эй, со-ко-лики!.. Не отставай-ай!.. - глухо доносились перекликающиеся
голоса. Сторонники шли долго, упорно пробиваясь сквозь бурю, боясь отстать.
Знали, что гибель ждет того, кто затеряется в лесу. Наконец передовой Ваула
сказал: - Теперь пойдем тише. Ярустово близко... Сквозь свист ветра донеслись
злобные голоса собак. Они не тявкали привычным ночным лаем, а заливались
яростно, не умолкая ни на мгновение, хрипя и давясь, точно чуя врага. Сторонники
остановились, прислушались и решили: - Собаки нам весть подают, что татары
на погосте!.. - Подходи, сгрудись! - передавали они друг другу. Сторонники
собрались на опушке леса. Они настороженно всматривались сквозь порывы пролетавшего
снега. В слабом свете луны, часто прятавшейся за облака, виднелись черными
пятнами избы. В некоторых дымились трубы. Повеяло горелым салом и ржаным
хлебом. Кое-где в узких окошках чуть светились тусклые огоньки. Прокуда
ухватила Звягу за рукав: - Вон в той крайней избе стоит ихний главный разбойник
- Бай-Мурат. Звяга прислушался: - Да он и сейчас там шумит, еще не угомонился.
Порывы ветра донесли всхлипывающий женский плач, жалобные стоны и выкрики
пьяных голосов. Звяга шепотом отдавал приказания. Сторонники внимательно
слушали его. Потом разделились и стали медленно пробираться огородами. Небольшая
группа пошла за Звягой, от которого не отставала Прокуда. Баула повел остальных.
Измученный Поспелка остался на опушке леса сторожить татарского коня. Пурга
стихла так же внезапно, как и началась. Сторонники подошли бесшумно к частоколу.
Невдалеке прижался к столбу дремавший дозорный. Звяга приблизился, и татарин
упал, широко раскинув руки. К ограде были привязаны татарские кони. Рядом
лежали в снегу голые истерзанные людские тела. - Господи! Что же это? -
зашептали сторонники. - Идем! торопил Звяга. Может, успеем еще кого спасти!
Сторонники отвязали коней, взобрались на них и осторожно объехали погост.
По пути им встречались полудикие монгольские и уворованные русские кони.
Они перехватывали их и продвигались дальше, крепко сжимая в руках рогатины,
топоры, заостренные колья и дубины. Дойдя до околицы, трое спешились, подползли
к темневше- му в стороне старому сараю и подожгли его. Весело вспыхнула
солома. Красный язык лизнул крышу сарая и потух. Потом загорелся снова и
затрепетал в клубах черного дыма, озарен- ного багровыми отблесками. - Вперед,
рязанцы! - закричали мужики со всех сторон, врываясь в избы. Им отвечал
яростный визг татар. Они выбегали из теплых изб на мороз, очумелые от неожиданности,
с трудом приходя в себя от недавнего хмеля. Они метались в разные стороны,
искали своих коней. Но коней не было, а из темноты на них набрасывались
неведомые люди, сбивали с ног и рубили топорами. Татары убегали по задворкам,
сторонники догоняли их и приканчивали. В сараях сторонники нашли связанных
русских пленных. Освобожденные, они вырывали из ограды колья и бросались
преследовать своих мучителей. Ваула одним ударом уложил хмельного дозорного,
сидевшего на крыльце поповского дома, и осторожно вошел в горницу. На столе
еще видны были остатки пира, обглоданные хости, корки, опрокинутые чашки.
Несколько пьяных татар валялось на полу. Старый, полураздетый поп сидел
в углу, обняв колени руками, и повторял: - Господи помилуй! Господи помилуй!
Не ведают бо, что творят!, На горячей печке, прикрывшись поповской рясой,
храпел Бай-Мурат. Рядом, вздрагивая обнаженным худеньким телом, всхлипывая,
стонала внучка старого попа. Связанного Бай-Мурата сторонники притащили
к обледенелому колодцу с высоким журавлем. Он стоял, покачиваясь, еще не
понимая, что с ним случилось. Исподлобья свирепо посматривал на толпившихся
перед ним мужиков, поводил хмельными, налитыми кровью глазами и твердил:
- Аман, аман!.. - Какой тебе аман? - сказал Ваула, тыча в лицо Бай-Мурата
медную серьгу с отрезанным ухом. Откуда эта серьга? Из твоей котомки! Кто
нашим девкам уши резал? Кто насильничал? Кто пленных голыми па мороз бросал?
Ты, собачий сын! Кого казнить за это? Тебя, стервеца! Подбежала Прокуда,
грозя кулаками: - Что они с Булаткой сделали? К журавлю на колодце привязали,
холодной водой обливали... Вон он еле живой! - Привязать разбойника к журавлю!
решил Баула. Да прибить к столбу гвоздем за ухо. Пусть знает, как сладко
было нашим девкам, когда он им уши отрезывал!.. Подъехал Звяга на татарском
коне: - Что вы с этим супостатом возитесь? Кончайте его да на коней! Татар
на погосте уже не осталось... Спасенные из татарского плена окружили сторонников.
Женщины и дети плакали от радости и просили хлеба. Сторонники отдали им
награбленную татарами добычу, себе брали лишь коней, татарские кольчуги
и оружие. Мужчины присоединялись к сторонникам. Женщины решили пробраться
с детьми лесами и малоезжими дорогами к родным погостам. - Отдыха не будет!
- крикнул Звяга. - Нас еще мало, надо замести следы, пока татары не хватились...
Скорей вперед, рязанцы! - Я с бабами не пойду! - твердо заявила Прокуда.
- Поеду с вами!.. Она помогла посадить в седло Булатку. Сзади него сел Поспелка.
- Держи Булатку крепко! - наказывала ему Прокуда. Она ловко взобралась на
своего татарского коня и поехала рядом. Светало. Тучи унеслись. Буря стихла,
точно ее никогда и не было. Ярустово опустело. Повсюду валялись трупы убитых
татар. Ни одной живой души не оставалось в погосте. Только собаки бродили
безмолвными тенями между покинутыми избами да, чуя новую поживу, слетелась
большая стая крикливых ворон. Полукругом перед журавлем у колодца сидело
несколько собак. Они смотрели, облизываясь, на привязанного к столбу полураздетого
Бай-Мурата, который еще ворочал злыми глазами и бормотал костенеющим языком:
- Аман, аман!..
Глава 4. ПОСЛЕДНИЕ
НА БУГРЕ
...Где честная могила Евпатия,
Знают ясные зори с курганами, Знала старая песня про витязя, Да и ту унесло
ветром-вихорем!.. Лев Мей. Песня про Евпатия. Битва подходила к концу. Между
соснами на бугре еще стояла маленькая кучка людей. Это были последние, оставшиеся
в живых воины отряда Коловрата. Камни редко падали на бугор, где люди стояли
выпрямившись, тесно прижавшись друг к другу, спокойно ожидая смерти. Они
выпустили последние стрелы. Сделать больше ничего нельзя. Нет... Можно!
Неожиданно высокий, звонкий, словно детский, голос затянул песню... Родную,
протяжную и грустную песню: Еще что же вы, братцы, призадумались, Призадумались,
ребятушки, закручинились? Что повесили свои буйные головушки... Песню дружно
подхватили другие голоса, и она полилась, смелая и вольная. Песня, казалось,
говорила, что русские люди, умирая, прощаются с любимой родиной. Песня,
казалось, говорила, что татары русских не сломили! Взглянув в сторону оставшихся
урусутов, Бату-хан приказал остановить машины. Грохот прекратился. И тогда
до монгольских военачальников донеслись звуки плавного, протяжного пения.
Джихангир удивленно прислушался. - Взять их! - приказал он. - Привести сюда
живыми! Непобедимые - бросились исполнять священную волю джихангира, Они
окружили оставшихся урусутов. Набросились одновременно со всех сторон, захлестывая
арканами, сломили уже бесполезное упорство, скрутили урусутам руки за спину.
Только помня строгий приказ джихангира, монголы не разделались с ними. Бату-хан
окинул приведенных пленных внимательным взглядом. Многие урусуты были ранены,
залиты кровью, ушиблены камнями. Были среди них белобородые старики, были
двое юных, совсем мальчики. Урусуты стояли спокойно и мрачно. Они не склоняли
головы, как виноватые, не было у них волнения или страха. Готовые к смерти,
они смотрели в глаза грозному хану. - Развязать пленным руки! - приказал
джихангир. - Субудай-багатур, надень на шею каждому урусуту деревянную пайцзу.
- Внимание и повиновение! - сурово отвечал старый полководец. - Баурши,
принеси мой мешок с пайцзами! - Скажи им, коназ Галиб, обратился джихангир
к стоящему сзади старому толмачу Бату-хан прощает храбрых урусутов и дарит
им жизнь и свободу. Они настоящие багатуры! Князь Глеб поморщился, но поспешил
исполнить приказание. Бату-хан пристально следил за ним. Показывая на пленных
урусутов, Бату-хап крикнул громко, чтобы воины слышали его: - Вот как надо
любить и защищать свой родной улус! К Бату-хану подошел летописец, факих
Хаджи Рахим и до земли склонился перед молодым джихангиром: - Ты великий,
ты справедливый! Твоими устами говорил сейчас Священный Воитель, твой мудрый
дед. Он учил так поступать... Баурши направился к урусутам, которые еще
не понимали происходившего. Но Бату-хан остановил его. Князь Глеб перевел
вопрос джихангира: - Кто запел песню? Урусуты переглянулись. В одном порыве
три пожилых бородатых воина сделали шаг вперед. Но в тот же миг, оттолкнув
их, выбежал молодой воин. - Неправда, это я запел! воскликнул он странно
тонким, звенящим голосом. Задорно закинув голову, вызывающе смотрел он на
джихангира. Бату-хан сдержал улыбку. Его прищуренные, слегка раскосые глаза
смотрели на вспыхнувшее юное, почти детское лицо, в смелые, взволнованно
блестящие, темные глаза мальчика. Джихангир повернулся к толмачу, но тощий
высокий темник Бурундай перебил его. Приблизившись к молодому воину, он
крикнул: - Перед ослепительным целуют землю, урусут! Благодари на коленях
за милость! - И неожиданно грубо толкнул мальчика. Тот упал, его меховая
шапка свалилась, и с головы молодого воина сползли две русые косы. К Бурундаю
подскочил другой урусутский мальчик и вцепился в него. - Не тронь! - крикнул
он. Бурундай схватился за меч, но властное движение джихангира его остановило.
Бурундай отступил с искаженным от злобы лицом. - Девочка? - удивленно протянул
Бату-хан, наблюдая с любопытством, как молодой воин запрятывал косы под
шапку. - Как зовут эту девочку? - Она кня... - быстро заговорил ее маленький
защитник, но девушка прервала его: - Молчи, Поспелка, не к тебе вопрос!
- Оборачиваясь к Бату-хану, она спокойно отвечала: Мое имя - Прокуда. Я
бедная сиротка... - Откуда ты? - Из стольного города Владимира. Бату-хан
небрежно кивнул головой: - Мои воины его сожгли. Ульдемира больше нет! -
Знаю. Я видела, как вы жгли города. Я тогда и убежала с Поспелкой. Бату-хан
улыбнулся. - Берикелля! - сказал он вполголоса. Прибежавшие нукеры доложили,
что найдены тела урусутов - молодого воина-силача и старого шамана, павших
под ударами тяжелых камней. Бату-хан пожелал их увидеть. Нукеры подвезли
на деревенских розвальнях тела Евпатия и Ратибора. Джихангир внимательно
осмотрел мертвецов, осторожно тронул пальцем полузакрытые глаза Евпатия.
- Нет, это были не мангусы и не шаманы, а храбрые воины, большие багатуры.
Если бы они были живы, я хотел бы иметь их против моего сердца... Мои воины
должны учиться у них! И, обращаясь к теснившимся вокруг монголам, Бату-хан
сказал: - Воздадим им воинский почет! Тогда непобедимый полководец Субудай-багатур,
приближенные знатные темники и нукеры, с суровыми и строгими лицами, вынули
блестящие мечи, подняли их над головой и трижды прокричали: - Кху! Кху!
Кху!.. |
